Зальцбург сегодня кажется таким же маленьким, как и во времена Моцарта. Он мал, уютен, нетороплив. Тесен, ухожен. Каждый найдет в нем то, что нужно именно ему.
А я ехала в Зальцбург только за одним. В музей Моцарта. У меня всего два часа времени.
Ехали быстро, и казались странными скорость, ветер, разговоры о билетах, работе, курсе валют, политике. Странными, потому что я приближалась к Моцарту. К далекой эпохе, которую чувствуешь и ощущаешь лишь в музее.
А музей внешне самый обыкновенный. Таких домов в Зальцбурге полно, и потому кажется, что Моцарт жил тут совсем недавно.
Наверное, о нем написано все. Уж слишком благодатная и благородная тема.
А, впрочем, отчего же слишком? Просто благородная.
Каждая его опера, каждое инструментальное произведение преподнесено нам, профессионалам и любителям, в безупречно истолкованном и разобранном виде. Играйте и слушайте! Слушайте и играйте!
… А у меня всегда был «свой» Моцарт. С детства. Вот учительница ставит на пюпитр ноты. И говорит: «Сегодня мы будем разбирать «Менуэт» Моцарта. Она играет сначала сама, я стараюсь запомнить, но оказывается, запоминать ничего не надо. «Выигрывай каждую нотку. А здесь «восьмушки», как вздохи», - напутствуют меня. Да это же моя музыка! Она сама ложится под пальцы, она переполняет чистую детскую душу гармонией, которая не даст потом свершиться злу, не даст потерять достоинство, не даст тебя, вкусившую этих звуков, в плен «немощи беззубой».
Ибо музыка детства всесильна, а все остальное, пусть на четверть тона, но ниже.
Казалось, не я, теперешняя, а мои неокрепшие пальчики, околдованные нежными звуками, еще не знавшими страдания, бежали на свидание к избраннику божьему – маленькому Моцарту. НА свидание со своим детством, в котором Моцарт близок, понятен, принят в чарующий мир мечты.
Мечты иногда сбываются.
Даже те, которые мы вроде бы не осознаем.
И не мечтала побывать здесь, на родине Моцарта. Однако ж, приехала.
По дороге, порой настраивающей на философский лад, думала: для чего люди сохраняют дома, усадьбы, квартиры, в которых родились и жили великие, гении. Высокие слова и звуки, даже исходящие от гениев, стираются и нивелируются, прежде чем сливаются с твоей душой. А такое свидание с детством как-то приравнивает тебя, простого смертного, к ним, великим. Такое свидание возвышает душу, окрыляет. Вот он, Моцарт, без нимбов над головой, без препарирования творчества, без черно-белого, привычного в нотах – В.А. на разных языках мира.
В таком музее происходит своеобразное разрушение канонов. Не снятие с пьедестала, а святое прикосновение. К человеку, ребенку, а не к портрету, не к иллюстрации.
Здесь он живой. Мальчишка. Вот его вещи. Его клавесин. Здесь он сидел. играл. Безмолвная тишина постепенно наполняется звуками. Прошлыми, настоящими,будущими. Еще не написаны «Свадьба Фигаро», «Дон Жуан», «Волшебная флейта». Здесь все дышит будущим. Здесь, в прошлом, начавшимся 27 января 1756 года, все еще только будет. И, думается, в этой комнате молодой Леопольд Моцарт взял на руки маленького Вольфганга и подвел к клавесину. Тех жутких испытаний судьбы, унижений, нищеты, - ничего еще нет, не ощущается в музейных комнатах этой квартиры.
Только звуки, которыми, казалось, пропитаны гобелены и кресла, ноты и портреты на стенах.
Удивительно, что в этой квартире не чувствуется музейного одиночества, не привычного путеводителя типа «Продолжение осмотра», «Кресло не для сидения», а есть состояние человека-невидимки.
Видишь не себя, а тех, кто тут жил, ходил, ел и спал, сетовал, наслаждался, болел, любил. Они были и как будто на часок покинули созданный ими семейный мир музыки, которая потом разнеслась по всему миру.
Вот в этой солнечной комнате, быть может, резвился Моцарт со своей сестрой, отсюда чудо-ребенок отправился в свое триумфальное турне по Европе.
Отсюда.
А я как бы между прошлым и будущим, ибо такой музей всегда граница, соединяющая столетия. Я ощущаю каждый неслышный звук из прошлого кожей, сердцем, душой. Здесь они звучат молча, волнуют без свидетелей, наполняют глаза невидимыми слезами. Почти как в детстве, когда восторг перед еще неслыханным, неигранным, непонятным, но красивым, бесконечно далеким и столь же бесконечно близким наполняли душу чистыми, искренними слезами.
Прощай, Амадей! Вернусь ли я сюда? Все может статься. Просто ты стал еще ближе, и я буду слушать тебя совсем по-другому.
До свидания, Моцарт!
Галина Мумрикова
