После 40 лет либеральной эйфории мир вступил в фазу растерянности: и интеллектуальной, и политической. А ведь еще в начале 90-х превалировали оптимистические настроения. В наиболее концентрированном виде они были выражены в знаменитой статье американского социолога Френсиса Фукуямы « Конец истории», в которой были сформулированы более или менее ясные и простые рецепты свободной и зажиточной жизни. Речь шла о плюралистической демократии, гражданском обществе и рыночной экономике при минимальном вмешательстве государства. Принято было считать, что надо дерегулировать экономическую жизнь, отказаться от всяческих ограничений и управлять только денежным обращением , не допуская высокую инфляцию. При этом исходили из аксиомы, что данный подход носит универсальный характер, то есть применим в любом государстве независимо от того, на какой стадии развития оно находится.
Применительно к новой России указанные принципы стали использоваться в политике реформ, которая взяла в качестве руководства к действию концепцию «естественных конкурентных преимуществ». В переводе на простой русский язык это означает: у вас хорошо получается добыча нефти и газа, металлы, удобрения, лесоматериалы; вот вы и поставляйте эти ресурсы всему миру, а всё остальное (от продовольствия до машин) вы получите из-за рубежа. Надо сказать, что мы легко в это поверили. Особенно в условиях прекращения холодной войны, когда казалось, что пресловутая геополитика навсегда ушла в прошлое, и все мы готовились жить в мире и дружбе. Но не тут-то было.
В результате следования принципу «естественных конкурентных преимуществ» страна получила примитивную структуру экономики и асоциальное государство, чему не в малой мере способствовала наша склонность к так называемой онтологизации теоретических схем. Это значит: если в данный момент в мире есть какая-то неоспоримая идея, которая является руководством к действию в других странах, то ее необходимо внедрять независимо от того, хочет ли народ. Такое «принуждение народа к счастью» присутствовало в 1917 году, когда мир был полон ожиданий справедливости в связи с ужасами капитализма. Октябрь дал справедливость, но с тотальным игнорированием свободы.
В последней трети прошедшего века мир ударился в другую крайность, а именно в философию неограниченной свободы. После 70 лет всяческих ограничений мы поддались этой философии очень легко и просто. Принято было считать, что свобода сама по себе – это ценность, а равенство и справедливость придут от свободы. Как я написал в одной из своих статей, думали, что «колбаса вырастает прямо из свободы».
Мы сейчас наблюдаем смерть двух утопий, которыми руководствовались последние 100 лет: утопии всеобъемлющего плана и утопии свободного рынка. Похоже, что сейчас наступил момент истины, момент поиска новой модели жизни. Её очень трудно найти. И в России, и в мире по этому поводу существует некая растерянность. Ясно одно. В любом варианте не обойтись без поисков баланса свободы и справедливости.
