Одной из фатальных ошибок реформаторов стала неверная оценка дальнейшей судьбы интегрированного железной рукой целого: СССР и его элементов — союзных республик, после распада. Российское руководство наивно полагало, что страны—участницы свежесформированного СНГ будут вечно от нас зависеть и никуда не денутся, поскольку не состоятся в качестве дееспособных государств. В то же время считалось, что Россия быстрее и лучше устроится без них, интегрировавшись в мировую экономику. Бывшие братские республики, в свою очередь, считали, что, избавившись от зависимости от Москвы, своим путем перейдут из второго мира, социалистического, в первый, развитый. И все они ошибались.
Интеграция России в мировую экономику состоялась, однако далеко не так, как об этом мечтали ельцинские реформаторы (структура экспорта известна — около 80% занимают отнюдь не товары с высокой добавленной стоимостью, а топливо и сырье.) Примерно так же обстоит дело и в других странах СНГ. Но несмотря на огромную социальную цену рыночных преобразований, становление собственной государственности там состоялось. Причём состоялось вопреки ожиданиям российских реформаторов.
Как выглядели перемены в России, мы хорошо помним. А что происходило в республиках? Воспользуемся комплексным показателем, используемым ООН для международных сопоставлений, индексом человеческого развития (ИЧР). Он учитывает не только ВВП страны, но и образование, и здоровье населения — то, чем мы были сильны в советские годы.
Сопоставление динамики ИЧР в новых независимых государствах за период с 1991 по 2014 г. наводит на грустные размышления. Ведь только Эстонии удалось переместиться с 35-го места в мире на 30-е. А все остальные постсоветские страны явно проиграли. У России было 37-е место, сейчас 49-е (2015 г.). На Украине этот индекс вообще катастрофически снизился: с 45-го до 84-го места.
Что уж говорить о странах Центральной Азии? Однако в моральном плане они ощущали себя, возможно, лучше России: пусть даже скатившись к уровню развивающихся стран — третьего мира, совсем не первого, они испытывают подъем национального самосознания, законное чувство гордости по поводу приобретения независимости и становления нового государства. Даже при самой очевидной потере в благосостоянии населения и деградации социальной сферы новые политические элиты сумели сохранить контроль над обедневшим населением, правда, ценой отказа от демократических институтов, возникших в условиях горбачевской перестройки.
