— Бунт? — тихо спросил Кинг.
— Как хочешь, — ответил Байлерн, но уже без прежней решимости в голосе.
— За бунт в английском флоте вешают на рее, — напомнил Кинг.
— Над нами нет британского флага, — произнес Байлерн.
— Над нами нет вообще никакого флага, — сказал Сэлвор, — но отменять это правило британского флота — за бунт вешать на рее — я не считаю нужным.
Байлерн неотрывно смотрел в холодные карие глаза — без капли жалости или тени сомнения! — соотечественника, все четче и четче сознавая, что Кинг сдержит свое слово.
Конечно, он такой же, как они, и самовольно поставил себя во главе беглой команды — сначала негласно, а теперь открыто — но этот ирландец с изуродованным лицом понимал, что именно сейчас, когда все неясно и смутно, жизненно необходимо сохранить порядок и предотвратить гибель беглецов во взаимных распрях. Кинг устанавливал диктат, но положиться на волю случая и судьбу он не мог — неизвестно, как все сложится, если предоставить беглецам возможность разбираться в своих проблемах и самим решать, куда вести корабль.
Магнотон стоял сбоку и не так пристально всматривался в лицо Кинга и поэтому видел то, что не мог видеть Байлерн. Он заметил, как рука Элин скользнула с плеча Джо и легла на рукоятку пистолета, крепко охватывая ее легкими пальцами. Ствол такого же оружия уже поглаживал Паркер, держа палец на спуске, а Кетлинд, Майкил и Джон положили ладони на эфесы клинков. У Сэлвора была сильная опора, и Эдвард понял, что слова меченого ирландца постепенно приобретают силу закона.
Байлерн уступил, сообразив, что выступать сейчас, значит — подписывать свой смертный приговор. Так Сэлвор показал твердость и беспощадность своего характера, свою жесткость, впоследствии не раз выручавшие тех, кто ходил вместе с ним, хотя он никогда не любил властвовать, но имел данные к этой трудной работе. Ирландец обратился ко всем собравшимся, заявив, что на фрегате остаются исключительно добровольцы, а тех, кто не желает идти преступным путем, высадят в любом нейтральном порту. Он же, Сэлвор, идет путем морского разбоя.
— Кроме своей жизни мне терять нечего, — закончил
Кинг. Вслед за этими словами беглецы, один за другим, стали заявлять о своем намерении идти тем же путем, какой выбрал их отчаянный вожак. В основном, это были люди, у которых на берегу не было ничего и никого, а их дела были слишком хорошо известны властям. Согласились все моряки и солдаты, к ним присоединились еще несколько беглецов, всего больше двадцати человек, остальные думали. Среди колебавшихся Элин заметила Стэрджа, что очень удивило ее. С самого начала Питер был с ними, а что теперь?
— Мне хотелось знать, что думает по этому поводу доктор.
Ответ на этот вопрос интересовал не только ирландку.
У Стэрджа имелся богатый опыт излечения ран, нанесенных холодным и огнестрельным оружием, который очень пригодился бы будущим искателям удачи. В то же время знание испанского, голландского и французского языков могло предоставить ему возможность карьеры на берегу: спокойной и размеренной жизни, лишенной крови и риска.
Среди всеобщего молчания Питер выбил из трубки пепел и остатки табака, а затем обратился к Сэлвору со следующими словами:
— Сэр, вожак беглой стаи! (Кинг слегка улыбнулся, а беглецы рассмеялись). Я затрудняюсь вот так, сразу, дать ответ и хочу подумать.
Кинг посмотрел себе под ноги, он был откровенно разочарован этим ответом. Учитывая тесные отношения, связывающие моряка и врача, Сэлвор рассчитывал на иной ответ, но все же сумел сказать:
— Этот путь доброволен, Питер.
Стэрдж хорошо понял сожаление Кинга, но врач не лгал, он действительно находился на распутье. Береговая жизнь, конечно, удобна, но как начать ее без связей, без денег, без очень многого, что необходимо для обустройства но новом месте, к тому же в другой стране и беглецу! А путь, на который звал Кинг, несмотря на его кровавость и незаконность, сулил немалые возможности для приобретения необходимых средств. Ко всем этим обстоятельствам добавлялось и то, что Сэлвору не хотелось расставаться со своими друзьями, которых он успел очень полюбить.
— Если Питеру необходимо время, чтобы подумать, для меня это излишне! — К штурвалу вышел Кэтлинд Прайд.
Взглянув на него, можно было сказать, что он сумел воспользоваться отдыхом лучше других. Его темновишневый камзол с кружевным воротником ослепительной белизны изящно сидел на похудевшем теле, а черные ботфорты едва не сверкали в сиянии солнечных лучей. На бархатной перевязи, в ножнах с серебряной насечкой, покоилась длинная рапира, на позолоченном эфесе которой лежала кисть руки Кэтлинда, затянутая в замшу перчатки, за пояс был заткнут богато и красиво инкрустированный пистолет.
«Не забыл, черт, дворянских привычек», — подумал Кинг, с некоторой завистью глядя на чисто выбритое лицо и аккуратно причесанные волосы Прайда.
— Я дворянин, но без поместья. У меня есть свидетельство о моем дворянском происхождении, и много ли оно теперь стоит? — С этими словами Кэтлинд вынул из кармана потрепанную гербовую бумагу, удостоверяющую его дворянское происхождение, которую сохранил, несмотря на все перипетии судьбы, и порвал ее, как ненужный лист. — Я иду с вами!
Громкие одобряющие возгласы приветствовали этот жест благодарного отпрыска, и только Нэд Галлоуэй саркастически ухмыльнулся и спросил:
— С нами или за нами?
Кэтлинд не до конца понял смысла сказанного Галлоуэем, но по его тону определил, что произнесено нечто далеко не одобрительное. Он нахмурился, но Кинг, опережая
Прайда, спросил:
— Что значат твои слова, Нэд?
— Только одно! — Голландец сделал шаг вперед и скрестил руки на груди. — Гусь свинье не брат!
Кинг раздраженно сплюнул. Он знал, что в Галлоуэе живет непримиримая ненависть к любому благородному роду. Кинг и сам недолюбливал голубую кровь, но только тогда, когда для этого имелись достаточные основания.
Кэтлинд Прайд не внушал ему особого доверия, но подозревать человека только из личной неприязни считал делом неправильным. Сэлвор уже было открыл рот, собираясь ответить Нэду, но его опередил Уэсли. Ричард сделал несколько шагов вперед и широко расставил ноги: беглец был еще недостаточно крепок.
— Ты прав, Нэд! — Ричард пальцем показал на худощавого Прайда, а затем на плотного Галлоуэя. — Гусь свинье, действительно, не брат!
Словно бомба разорвалась на корме фрегата. Беглецы смеялись во всю мощь своих легких, беззлобно, радуясь удачной шутке Уэсли. Сконфуженный Нэд уже не стоял в бравой позе, а исподлобья оглядывал бешено хохочущих товарищей. Он хотел броситься на Ричарда, но на пути бывшего молотобойца встал Сэлвор. Положив руки на плечо Нэда, Кинг примирительно сказал:
— «Грохочущий», среди морских разбойников нет мужланов и господ, море дает всем равные права — разбогатеть или умереть!
— И учти, Нэд, что в первых пиратах этих мест текла голубая кровь! — добавил Прайд.
— Блудные дети почтенных родителей, — философски заметила Элин и посмотрела на стоявшего рядом Свирта.
— Раньше ты у нас был разговорчивей!
— Теперь мозги застудил, — улыбнулся Майкил.
— Ему ночью по черепу хорошенько прошлись, — охотно объяснил Гарнер.
— А я не могу понять, что это ты язык прикусил!
После заявления Прайда еще несколько человек выразили свое согласие. Стэрдж отмолчался.
«Ладно, — решил Кинг, — время покажет, что будет дальше».
Он уже хотел распустить команду, но тут неожиданно выступил Маллафуэр.
— Подождите, еще не все решено! По обычаям «джентльменов удачи» необходимо составить условия, под которыми должны подписаться все согласные с ними, а также мы должны выбрать капитана и офицеров.
Кинг чертыхнулся: сам должен был догадаться, а не другие подсказывать!
— Что касается капитана, — продолжал Маллафуэр, — то я думаю, что им должен быть Скарроу.
Богатая практика и немалый опыт морских путешествий определяли выбор Маллафуэра, но Скарроу был неумолим.
— Стар я в свои сорок пять водить людей на такие дела, где требуются риск и смелость. Другой здесь нужен — молодой, смелый!
— Кинг! — крикнула Элин.
Сэлвор вздрогнул: не кривя душой, надо признаться, что он подумывал об этом, но никогда не считал себя достойным капитанства — слишком большая ответственность. Управлять кораблем, вести в открытом море, совершать всевозможные маневры — да, но командовать фрегатом не решался и даже немного боялся. Поэтому Сэлвор отказался, ссылаясь на недостаток знаний и опыта, но беглецы обступили его, уверяя, что именно он и должен занять этот пост.
— Ты не можешь отказаться, — хмурился Рук.
— Только благодаря тебе мы сейчас на свободе, — горячился Свирт.
— Ведь ты настоящий дьявол, и, значит, должен капитанствовать, — убеждала Элин.
После недолгого сопротивления Кинг согласился и довольная ирландка закричала:
— Да здравствует капитан Дьявол!
Те, кто слышал это восклицание, не могли и представить, как скоро это слово обретет громкую известность в Карибском море и прилегающих к нему районах Атлантики.
Кинг, как капитан пиратского корабля, распорядился поднять паруса и следовать прежним курсом, а сам вместе с Маллафуэром занялся составлением условий плавания — соглашения, именуемого шасс-парти. Спустя час капитан вновь собрал команду на ахтердеке, где по старинному пиратскому обычаю уже стоял откупоренный бочонок рома.
Здесь Сэлвор зачитал соглашение и спросил, кто хочет добавить что-либо или изменить. Желающих оказалось много, и после продолжительного обсуждения условия были приняты.
Первым стояло условие безоговорочного подчинения капитану во время плавания или в бою и лишь в исключительных обстоятельствах и по требованию подавляющего большинства пиратов решение могло быть оспорено. Сэлвор сумел отстоять этот пункт, отлично осознавая, что, опираясь на него, он сумеет не допустить опасного разгула пиратского самовластия, когда капитан оказывался игрушкой в руках недовольной команды, и нередко избранный самими же разбойниками главарь летел за борт, не сумев обуздать пиратскую демократию. Шасс-парти предусматривал, что из награбленной добычи выделяется доля лекаря для приобретения необходимых медикаментов. Из оставшейся суммы изымаются деньги на возмещение ущерба раненым. Огнестрельная рана, потерянный глаз, рука, нога, (или паралич) — все оплачивалось звонкой монетой. Оставшееся делилось между пиратами, но капитан получал пять долей, старшина имел право на четыре доли, плотник и главный канонир — на три. Юнга получал половину доли, тем, кто впервые вышел в море, выплачивалась четверть доли, остаток шел в общую кассу. В соответствии с этими условиями делилось все, что было захвачено: золото, камни, серебро, вещи, товары, но первый взобравшийся на корабль мог сверх доли выбрать любое оружие. Каждый должен был поклясться, что не возьмет ни на грош больше, а если будет уличен в нарушении клятвы, то должен быть немедленно повешен.
Капитану и офицерам разрешалось иметь свои каюты, но каждый мог войти к ним, когда хотел. Пища всем готовилась одинаковая, но каждый мог готовить себе сам, однако при этом не смел брезговать общим столом. Пить разрешалось в неограниченном количестве, однако спиртным пираты Сэлвора не злоупотребляли, увидев, что капитан делает с теми, кто оказывается пьян в то время, когда нужен трезвым. Если пират трусил, бросал оружие, то любой офицер был обязан застрелить его на месте. Изменника ждала смерть, во всех других случаях меру наказания избирал капитан. Каждый был волен делать со своим пленником, что угодно, но треть выкупа, если он предусматривался, обязан был передать в общую кассу. Строго запрещалось насилие над замужней женщиной. Связанные общей целью пираты обязывались помогать друг другу, как компаньоны. Эти условия являлись обязательными для выполнения всеми, кто их подпишет, и могли быть изменены только при согласии четырех пятых команды.
Окончив чтение, Кинг положил исписанный с обеих сторон лист бумаги на выбитое дно бочонка, и ниже последних слов вывел: «Сэлвор». Ирландцу было интересно, кто из беглецов решится первым поставить подпись и, к немалому удивлению Сэлвора, им оказался Джо Гарнер. «Малыш» спокойным и уверенным шагом человека, окончательно решившего для себя этот вопрос, подошел к бочонку и аккуратно вывел свои имя и фамилию. Вслед за ним один за другим подписались все, кто решил начать карьеру морского разбойника.
После этого пираты избрали командиров. На кандидатуру старшины единодушно выдвинули Нэда Галлоуэя, его рекомендовал Кинг, понимая, что трудно подобрать для этой должности более подходящего человека: туповатого, но способного и исполнительного, прекрасно знающего морское дело и умевшего держать команду в «ежовых рукавицах». О штурмане не спорили: опыт и искусство Джона
