
Русская нация немыслима вне русской культуры, но эта культура в глубинной своей интенции является культурой “третьего Рима” — культурой единого большого пространства, энергетика которого питается этнической гетерогенностью».
Бердяев писал: “Огромность России есть ее метафизическое свойство, а не только свойство ее эмпирической истории. Великая русская духовная культура может быть свойственна только огромной стране, огромному народу… Русская литература, русская мысль были проникнуты ненавистью к империи, обличали ее зло. И вместе с тем, предполагали империю, предполагали огромность России. Это — противоречие, присуще самой духовной структуре России и русского народа”. (выделено мной А . В.)[1]
Один из создателей журнала “Эпоха” Егор Холмогоров пишет: “Что такое Империя у нас понимают слабо. Империей кажется всякое большое государство с мощной армией. Однако такое государство – не Империя, это Держава. Державы – важнейшая составная часть системы непрестанно дерущихся между собой “наций-государств”, сильнейшее из них, этакий клуб “воров в законе”.
Держав много – Империя одна, даже если самозванцы присваивают себе ее имя. Державы действуют по “праву сильного”, Империя – потому что она Права, потому, что верит в Истину высшую человеков, стоящую за ее действиями. Державы стремятся создать управляемую анархию, Империя – порядок и прочный мир. Условие могущества держав – угнетение слабого, условие величия Империи – победа над злом. Статус державы захватывают силой, звание Империи получают по наследству. Державы существуют до тех пор, пока их не сокрушает сильнейший, Империя, согласно христианскому учению, до тех пор, пока не придет время Христу в последней битве сокрушить антихриста.
Эти два представления о миропорядке не могут ужиться рядом, одно практически невозможно совместить с другим. Очень многие, говоря об имперском возрождении России, имеют ввиду собственно возвращение России “великодержавного” статуса, права играть в “высшей лиге” в игры по разделу мира на сферы влияния. Однако, исторический путь России – это путь Империи и путь к Империи. Вынужденная, волей обстоятельств, оставаясь Империей, играть роль “державы” Россия всегда ощущала неестественность этой роли, то порываясь выйти на простор подлинно имперской идеалистической политики, то пугливо возвращаясь назад к “кабинетной дипломатии”. Последний акт истории имперской России – участие в Первой Мировой Войне был пиком этой двойственности – с одной стороны Россия-Империя защищала справедливость в мировых делах, защищала единоверную сестру по “византийскому содружеству” Сербию, с другой – участвовала в одной из враждующих коалиций, которые друг друга стоили. В итоге “союзники” Российской Империи сделали все от них зависящее, чтобы к моменту раздела добычи Империя рухнула, оставив на своих просторах хаос.
Сегодня России предстоит выбор. Выбор принципов и целей, — стремимся ли мы “жить как все”, или “жить в Правде”. Стремимся ли мы поспеть к очередному разделу мирового пирога в качестве одной из великих держав, и занять, если пустят, свое место в пресловутом “золотом миллиарде”, ненавидимом всеми, кому не повезло, или же взвалим на себя трудное и хлопотное дело Имперского возрождения, отнюдь не обреченное на успех, но дающее чувство исполненного долга. И если выбор наш будет выбором Империи, то нам придется, с первой и до последней буквы заучивать азбуку имперских принципов.”[2]
Соглашаясь со сказанным выше, добавим, что вся историческая государственность России была имперской, поэтому и естественен вопрос: “Может ли у России быть другое разумное будущее?”.
Базовые константы государственной (имперской) эффективности
Нам представляется необходимым сформулировать некоторые базовые константы “имперской” эффективности, понимая всю возможную сегодня непривлекательность таких подходов.
Пример подходов к проблеме нам дает известный американский политолог Збигнев Бжезинский в своей книге “Великая шахматная доска”. Характеризуя “холодную войну” периода двухполюсного мира, он пишет: “Каждый из противников распространял по всему миру свой идеологический призыв, проникнутый историческим оптимизмом, оправдывавшим в глазах каждого из них необходимые шаги и укрепившим их убежденность в неизбежной победе. Каждый из соперников явно господствовал внутри своего пространства
…”. “И каждый использовал свою идеологию для упрочения власти над своими вассалами и зависимыми государствами, что в определенной степени напоминало времена религиозных войн.”
“… исход соперничества был решен невоенными средствами. Политическая жизнеспособность, идеологическая гибкость, динамичность экономики и привлекательность культурных ценностей стали решающими факторами”.
Превосходство Запада – Америки в эти компонентах, привели к тому, что: “Подобно многим империям, существовавшим ранее, Советский Союз, в конечном счете, взорвался изнутри и раскололся на части, став жертвой не столько прямого военного поражения, сколько процесса дезинтеграции, ускоренного экономическими и социальными проблемами ”[3].
Анализируя историю империй прошлого как держав мирового уровня он выявил некоторые сущностные параметры, условия и основы функционирования этих государственных образований, которые с начала, позволили им стать эффективными державами и утрата которых впоследствии, привели их к угасанию или разрушению.
Присоединяя к его мнению наше собственное видение проблемы, а также основываясь на опыте российской истории и анализе современных тенденций в области философии государственного строительства, мы получаем целый спектр некоторых констант в этой области.
Эффективность великой державы (империи) и ее государственной (имперской) власти, во многом определяется:
превосходящей организацией и очевидной государственной дееспособностью;
эффективностью государственного управления;
наличием цели государственного (имперского) бытия;
способностью быстро мобилизовать огромные экономические, технологические и информационные ресурсы в военных целях и для реализации больших гражданских проектов;
притягательностью культурных ценностей и общепризнанным образовательным и культурным, духовным превосходством;
способностью эффективно поддерживать внутреннюю жизнеспособность и единство;
способностью системы поддерживать себя самой (в том числе и за счет собственных ресурсов), без принесения больших социальных жертв;
эффективностью собственной экономики и ее мировой конкурентоспособностью;
специально воспитанной готовностью сателлитов (соседей, союзных республик, частей федерации и так далее) признавать превосходство метрополии и желание их элит относить себя к имперскому истеблишменту;
гибким характером сильной центральной власти, предоставляющим им такие возможности и обеспечивающей доминирование политической культуры метрополии;
государственным обеспечением высокого статуса гражданина державы;
способностью и готовностью к эффективной и быстрой демонстрации флага, проецированию или применению силы;
контролем над достигнутым пространством и так далее.
Все это должно скрепляться и оправдываться чувством “особой миссии” державы (или титульной нации), основанной на имперской “цивилизаторской идее” и стремлении национальной политической элиты к величию, трактуемого в целом, как “расширение (упрочение) влияния империи”.
Таким образом, нам представляется корректным сформулировать следующий важный тезис:
реальность (и будущее) России — есть неизбежность Империи — современной, демократической, коммуникативной (симбиотической), несущей истину, культуру, мир и нравственный порядок в свои пространства.
Здесь нельзя не отметить, что проблема направленности развития России (и модели ее государственного устройства), а значит и модели Армии, является первостепенной для формирования адекватной национальной государственной идее государственной идеологии воинской службы.
[1] *Бердяев Н. А. Русская идея. Париж, 1977, с. 218-219.
[2] Е. Холмогоров. Выбор Империи, “Эпоха”, №11, 2001г.
[3] Збигнев Бжезинский. Великая шахматная доска.