Ночью Джозиана навестила Кинга, принеся не только вино и хлеб с плодами, но и известие о скором освобождении ирландца. В свою очередь Сэлвор сказал, что его самочувствие значительно улучшилось, его здоровью можно было позавидовать.
— Напрасно все это, — неожиданно произнесла девушка.
— Что? — не понял Кинг. — О чем вы?
— Раб — пес, его бьют и он лижет хозяину пятки. А вы не собака, Сэлвор, а волк. Избивая волка можно принудить его к покорности лишь на время, но не навсегда — легче убить этого зверя.
— Вы сумели это понять, в отличие от вашего отца!
— Я никогда не любила его, наверное, это неправильно, но у нас с ним слишком разные взгляды. А брат — несколько другой, у него в характере нечто среднее между мамой и отцом.
На некоторое время собеседники замолчали, и в наступившей тишине было слышно, как с потолка срывались капли ледяной воды, падая вниз.
— Джозиана, — тихо произнес Кинг, — вчера вы сказали, что я благороден!
— Я не забываю своих слов.
— Но ведь я простой моряк с темным прошлым!
Джозиана слегка удивилась непонятливости ирландца.
— Я имела в виду благородство не рода, а души, потому что считала ее важнее «голубой крови».
Кинг удивленно смотрел на девушку: это говорит дочь губернатора, дворянка!
Видя сильное недоумение ирландца, Джозиана поспешила сказать следующее:
— Я думаю, что благородство заключается в самом человеке, а не в его происхождении. Ведь передавая «голубую кровь», нельзя также передать и доброту душу, мужество, верность.
— К чему высокие слова!
— Иногда только ими и можно выразить свои мысли, поэтому не надо стесняться их. Вы рискнули жизнью, чтобы спасти от побоев несчастную женщину, вы — мужественный человек.
Против такого утверждения у Кинга не нашлось доводов. Приложив заметные усилия, он поднялся на колени, улыбнулся и сказал:
— Это уже второй раз сегодня.
— Я рада, что вы поправляетесь, — произнесла Джозиана и поднялась с колен. — Мне пора, Сэлвор, извините.
Джозиана взяла фонарь, но осталась стоять на месте.
Кинг по опыту знал, что в такие минуты лучше ни о чем не спрашивать, если сочтет нужным, то будет говорить сама.
Глядя вниз, девушка произнесла:
— Сэлвор, мне почему-то, — я и сама не могу сказать почему, — не хочется, чтобы вы покинули остров, но вы все равно попытаетесь сделать это, ведь так?
— Значит, лучше будет, если я сгнию здесь?
— Нет, — быстро ответила Джозиана, — здесь вы не сможете долго оставаться, я это понимаю, но в то же время хочу видеть вас рядом.
Пока Джозиана так говорила, она старалась не смотреть ирландцу в глаза, но когда девушка закончила, Кинг сам уставился в землю. Джозиана улыбнулась.
— К сожалению, Сэлвор, это невозможно. А теперь я должна спешить, а вы ложитесь, ведь это очень больно, когда приходится вставать.
— Да, миледи, — сказал Кинг, — это очень больно, но необходимо, если хочется жить.
Было около десяти часов утра, когда Кинг услышал скрип двери и знакомую ругань надсмотрщиков. Лязгнул замок, противно запела решетка, открывая вход, и грязь зачавкала под ногами вошедших. Кинг ощутил упавший на него свет фонаря, поднял голову и увидел злобное лицо надсмотрщика.
— Жив, собака!
Две пары черных рук подхватили раба и выволокли его наверх. Тут, к удивлению ирландца, негры сорвали с него последнюю одежду.
— Эй, ребята, — пересиливая боль, произнес Кинг, — вы что, хотите проверить мой отросток?
Даже в самые трудные минуты своей жизни, Сэлвор старался не терять чувства юмора, но за эту шутку он немедленно получил сильный удар в живот.
— Заткнись, шелудивый пес! — злобно прошипел англичанин. — Была бы моя воля, я проверил бы какая у тебя кровь.
Негры надели на Кинга чистые штаны и рубашку и вывели его к дому губернатора.
— Заткнись, шелудивый пес! — злобно прошипел англичанин. — Была бы моя воля, я проверил бы какая у тебя кровь.
Негры надели на Кинга чистые штаны и рубашку и вывели его к дому губернатора.
Эдвард Стейз встретил эту необычную процессию на ступеньках лестницы своего жилья. В час своего благодушия и снисходительности он был одет в белый костюм и постукивал неизменной тростью о сапог. Немного выше его, в платье такого же цвета, стояла Джозиана. Девушка находилась здесь не потому, что ее отец мог не исполнить обещанное, она боялась, что Кинг может не сдержаться и вывести губернатора из себя, и тогда тот в гневе не замедлит расправиться с ним.
Губернатор оглядел едва плетшегося Сэлвора, брезгливо поморщился и сказал:
— Раб! Ты посмел нарушить закон и достоин смерти.
Но, полагаю, что наказание, которое ты понес, пошло тебе на пользу.
— О да! — оживился ирландец. — Я этого никогда не забуду.
Джозиана уловила скрытую угрозу в словах Сэлвора, но туповатый губернатор даже не заподозрил этого и, самодовольно улыбнувшись, произнес:
— Я вижу, ты действительно исправляешься. Поскольку я прощаю твою вину, поклонись моему превосходительству и можешь быть свободен.
Как вскинулся Кинг! Кровь заиграла в его жилах — свободолюбивого ирландца хотели унизить. Губернатор, хоть и был ограниченным человеком, но в ремесле палача и деспота он знал толк, и поэтому решил, что после наказания тела, неплохо наказать и душу. Чем меньше гордости, тем больше покорности, считал губернатор, и был прав.
Кинг облизнул сухие губы и приготовился поточнее обложить его превосходительство, но тут его глаза скользнули поверх головы Стейза, и только теперь он увидел Джозиану. Девушка заметила это, и как бы между прочим провела пальчиком по середине губ к подбородку, глаза ее глядели так умоляюще, что Сэлвор без труда понял все и опустил голову.
— Отец, — поспешила вмешаться Джозиана, выручая
Сэлвора, — я думаю, что сейчас ему будет затруднительно выполнить этот жест смирения.
— Пустяки, — недовольно сказал губернатор. — Спина достаточно зажила и вообще, ты слишком печешься об этом рабе и мне это не нравится. Пусть выпьет чашу своего позора!
Довольный последней фразой, случайно забредшей в его туповатые мозги, он обратился к ирландцу:
— Ну, так как, поклонишься?
И услышал:
— Да!
Кинг сказал неграм, чтобы они отошли. Оказавшись без опоры, он пошатнулся, но устоял. Приложив руку к сердцу, Кинг поклонился так низко, как только мог, но никто не заметил, что глаза гордого ирландца были устремлены на прекрасную англичанку. Джозиана успела перехватить этот взгляд и сдержанно улыбнулась, понимая, кому был адресован поклон. Подняв голову, Кинг заметил улыбку и понял, что жест, в котором он выразил признательность за все сделанное леди Стейз, дошел до адресата.
Губернатор остался доволен и приказал отвести Кинга в барак.
— Пусть денек отлежится, а затем выходит на работу.
— Отец, его может отнести Огл, он сейчас здесь.
— Можно и так, дочь моя, — безразлично произнес губернатор и поднялся в дом.
— Отведите его на задний двор, найдите кузнеца и передайте ему приказ губернатора, — распорядилась Джозиана.
Надсмотрщики и рабы негры без промедления бросились исполнять приказ. Попрощавшись с ирландцем долгим взглядом, англичанка направилась к конюшне, намереваясь навестить своего любимца, но по дороге увидела ирландку, выходившую из подвала и удивленно рассматривавшую какие-то вещи, при взгляде на которые у Джозианы бешено заколотилось сердце: она узнала наряд, в котором навещала Сэлвора, и спрятала его в подвале губернаторского дома.
— Что ты разглядываешь?
Элин вздрогнула, увидев незаметно подошедшую Джозиану, показала ей вещи.
— Вот, нашла в подвале.
Джозиана умело изобразила удивление.
— Ну и что? Выбрось их поскорее и беги к Питеру
Стэрджу. Скажи ему, чтобы он поспешил к бараку, где живут осужденные мятежники.
— Зачем? — спросила Элин.
— Что бы ты спрашивала! — с легким раздражением произнесла девушка и уже мягче добавила: — Губернатор простил наказанного каторжанина.
Весть об освобождении Кинга мгновенно разнеслась среди рабов. Часть из них строила догадки, некоторые ждали — со страхом или надеждой, каких-либо значительных событий, а заговорщики быстрее обычного собрались после работы. Никто не мог поверить, что Сэлвор жив, все хотели убедиться в этом.
Расспросам и поздравлениям не было конца. Кинг подробно рассказал обо всем случившемся, умолчав лишь о помощи Джозианы в подвале.
Осужденные роялисты были убеждены в правильности поступка совершенного Кингом, но среди тех, кто был причастен к замышлявшемуся побегу, мнения разделились.
Одни считали, что главарь не мог так рисковать собой, потому что он — руководитель. Так же думала и сама Элин, хотя была бесконечно благодарна Кингу за помощь, большинство считало, что Кинг поступил, как настоящий уроженец Изумрудного острова. Интересную и своеобразную точку зрения на эту проблему высказал Питер Стэрдж:
— Трудно сказать что-либо однозначно, Кинг, но в любом случае ты поступил правильно и глупо.
Так теперь полагал и сам Сэлвор.
