Наталья Павловна Озерная окончила Московскою государственную художественно-промышленную академию имени С.Г.Строганова в 1973 году как художник декоративно-прикладного искусства. Участница более двухсот художественных выставок, причем 25 из них – персональные. Работает в основном с гобеленами и сама выполняет все работы на ткацком станке.
Мы беседуем с Натальей Павловной в ее мастерской. Вот она раскладывает, вернее, разворачивает прямо на полу свои гобелены, которые сразу хочется потрогать, погладить, как бы приласкать. Прикоснуться к ним. Они сделаны руками из обыкновенной шерсти. Впрочем, сразу же напрашиваются вопросы…
- Сколько времени занимает один гобелен и с чего начинается работа?
Н.О.: С замысла. С видения композиции. Ведь чем отличается живопись от декоративно-прикладного искусства? Я не могу сделать небо или воду, например. Здесь все декоративно. Небо может быть желтое, а можно и вообще обойтись без неба. В ткани совершенно другой язык. Ведь мое главное «орудие» – ткацкий станок. Вставляю раму, натягиваю основу. Делаю эскиз работы. А потом начинаю ткать. Окантовку тоже придумываю сама. Ну, а насчет времени… Это, конечно, очень долгий процесс. От месяца до полугода. Я люблю ткать чисто, без узлов, не любою «грязи».
- А какие материалы Вы используете в работе?
Н.О.: Обыкновенные. Шерсть, лен, люрекс, золотую нитку. Ткацкий станок. Золотые нитки в свое время успела закупить, а использую редко, так что еще есть запас.
- Вы ведь учились в Строгановке. Почему именно там, а не в Текстильном, например?
Н.О: Вы знаете, моя мама училась в Текстильном, она настоящий художник, писала и темперой. Я не пошла по ее стопам, потому что в Текстильном в основном культивируют моду, моделирование костюма, а в Строгановке превалирует интерьер, ткани для мебели, работа с металлом, - одним словом, все, что связано с интерьером. Кстати, для своей дипломной работы я делала штору – и весь процесс от эскиза до создания патрона и программы для фабричного ткачества – все делала сама и все освоила. А штору мою, между прочим, взяли в Исторический музей.
- Как я поняла, посмотрев каталоги с выставок, Вас больше всего привлекает историческая русская тема?
Н.О.: Ну, не только историческая. У меня есть и небольшие натюрморты, и простые сюжеты. Но работать над историческим портретом, конечно, безумно интересно. Ведь надо, что называется, «выхватить» образ и создать портрет на историческом фоне. Причем, не исказить ни то, ни другое. Дело ведь не в фотографической точности, а в том, чтобы понятна была самая суть личности, ее ценность, ее принадлежность к России. Вот я в 2011 году делала портрет Михаила Кутузова и Совет в Филях. Каким я мыслила Кутузова? Здесь некое противопоставление – сам Кутузов и Москва, которая да, разрушена, но сохранена, он как бы отгоняет все черное, неверное от любимого города и чувствует, что все делает правильно. Ведь не нужно забывать, что все члены Совета были против сдачи Москвы. Представляете, каково тогда было Кутузову, что он чувствовал? А еще для «Совета в Филях» пришлось поработать в библиотеках, поскольку у всех участников Совета разные должности, разные костюмы и аксессуары к ним, ленты у всех разные, и надо было соблюсти историческую правду, чтобы одеты были все правильно. И когда работала над композицией «Минин и Пожарский», очень хотелось найти, как выглядело знамя, и я нашла его тоже в библиотеке.
- А как Вы относитесь к гобеленам, например: французских мастеров? Нас всегда поражала декоративная композиция любого старого гобелена с его исторической достоверностью, красотой, а еще блеском золотых нитей, изяществом шелка – всей как бы перенасыщенностью роскоши, красок, радости… Помните, как Людовик XIV любил гобелены, а теперь мы, благодарные потомки, имеем возможность и любоваться серией «История короля Людовика XIV» и одновременно документально изучать историю французского двора, интерьеры и костюмы той удивительной эпохи.
Н.О.: Да, старые немецкие шпалеры, французские гобелены, безусловно, потрясающи. И спасибо Петру Великому, что после своей поездки во Францию он начал устраивать в России гобеленовые мануфактуры, выучивать своих мастеров. А если говорить о тематике, то мне, например, ближе, роднее, понятнее сильные личности, оставившие след в истории Отечества. И они, конечно, должны быть узнаваемы. Так что в работе важно портретное сходство. И символика.
- Как и в живописи, в реализме?
Н.О.: Не совсем. Знаете, я очень люблю Сурикова, читала его письма, интересовалась его творчеством. Так вот Василий Иванович как-то сказал, что реализм – это все от натуры, а не с натуры. А у нас как интерпретируют: если похоже, то, значит, натурализм. Известна такая история с одной известной суриковской картиной «Меньшиков в Березове». Во время вернисажа в зал вошел Крамской и, увидев это полотно, пришел в ужас, кричал: да как же так можно, где же тут реализм, ведь если Меньшиков встанет во весь рост, то он пробьет крышу. И Суриков это знал, но он сделал образ. Зритель чувствует, что Меньшиков зажат, что он не на свободе, он как будто в темнице, а если бы Суриков написал реально, то образа бы не получилось. Суриков свободно обращался с натурой ради создания образа. Посмотрите на гобелен с Суворовым. Великий полководец был маленького роста, худой. Если подходить реалистично к портрету, то в фигуре голова должна «укладываться» 6-7 раз, а у меня в сидящей фигуре получается 10 раз. Я удлинила ноги, но он все равно кажется изящным, так что я отошла от натуры ради создания образа. То же (уход от реализма) произошло с гобеленом, где изображен летописец Нестор. А вот работа с Андреем Рублевым появилась благодаря поездке во Владимир. Я срисовала фреску Андрея Рублева и изначально назвала работу «Диалог».
- Символика ведь тоже появляется не просто так? И почему некоторые работы с каймой, другие – нет? Как вообще рождается композиция?
Н.О.: Все зависит от общего видения композиции, от замысла. Посмотрите на Илью Муромца. Он сидит со щитом и за ним город, который он охраняет. Свой город, а, значит, свою Родину. Но если бы не было каймы внизу, то работа начнет «зависать», как будто она не закончена. Каймы здесь явно не хватает, чтобы завершить композицию: в гобелене все должно быть уравновешено. А в целом тут и герой, и доспехи, и меч, и город, и русский лес. Ну, скажем, город и природа более символичны, а сам Муромец более реалистичен. Или посмотрите на гобелен «Адмирал Ушаков». Я долго думала, как фигуру Ушакова поставить, что я хочу сказать, чем он нам дорог? Он ведет на восток свою армаду. Значит, надо показать, что он все отдал морю, флоту и в качестве символа взяла андреевский флаг, а он даже как будто молится на него, но главное, что он все свои победы приносит флоту. Флот – это главное. В композиции все должно иметь свой смысл, каждая деталь, каждый штрих.
- Как Вы сами относитесь к своим небольшим «камерным» работам – натюрмортам, например?
Н.О.: С любовью! Знаете, многих работ уже нет, они в музеях. Вот взгляните на «Зимний день». Это одна из самых первых моих работ. Не абстракция – образ. Снег. Бледное солнце. Стволы деревьев. Сначала появилось название, потом композиция, потом готовый гобелен. Все просто!
- Вы не любите абстракцию?
Н.О.: Как сказать… Наверное, нет. Во многих абстрактных работах любого жанра непонятно, что нужно домысливать, что хотел сказать художник, что хотел выразить. Посмотрите на «Аккорд». Совсем не абстракция. Я это сразу увидела в цвете, «услышала» как бы разлетающиеся звуки.
- Да, очень интересная работа. Мажорная такая, громкая. Ведь гобелен должен висеть на стене, украшать интерьер, соответствовать ему, радовать глаз. «Утро» тоже очень нежная работа: три девушки как бы освещают начало дня, как будто заблудились среди деревьев, но первый луч солнца вот-вот укажет им дорогу. Так мне видится. Противопоставление, тьма – дневной свет. А «Зима» напротив, холодная, какая-то морозная.
Н.О.: Ну, просто две фигурки идут зимой куда-то по делам. Тоже я ее увидела как-то сразу, как она будет выглядеть. Даже маленький гобелен сначала надо назвать. Потом продумать композицию, нарисовать. Потом уж начинать работать. Так что любые цветы и вазы, портреты и объемные композиции, цветовая гамма – все подчинено замыслу, общей идее и заключено в названии. Не должно быть символа ради символа. Тогда это просто нагромождение. Почему зритель должен что-то разгадывать, с какой стати? Пусть он думает и размышляет и над образом, и над символикой. Искусство – не игра в угадайку, а, скажем так, «подводка» человека к возможности поразмышлять. В первую очередь, созерцая, любуясь, проникаясь, принимая (или не принимая, почему нет?) то или иное произведение.
- Да, с вами нельзя не согласиться. Имею в виду ваши размышления о гобелене и искусстве в целом. И мы желаем Вам новых творческих свершений, чтобы приходили новые идеи, чтобы не иссякал источник творческого вдохновения, чтобы вы радовали зрителей всех поколений без исключения, ибо настоящее искусство не имеет возрастных ограничений, оно всем понятно по мере взросления, по мере усвоения прекрасного. Ваши работы такие теплые, наполненные радостью бытия, его прошлым и настоящим, памятью Истории, счастьем простого созерцания. Успехов Вам!
С Натальей Озерной беседовала Галина Мумрикова
