- Антоша! – тишину пустынной заснеженной улочки прервал немолодой женский голос.
- Антоша! – голос сорвался. – Иванов!
«Антоша?» - Иванов замедлил шаг, обращались явно к нему. Но его уже миллион потусторонних лет никто не называл Антошей. Мать всегда звала Антоном, бывшая жена  - на аглиццкий манер Тони. Он недоуменно обернулся на скрип спешно приближающихся шагов. Грузная, в возрасте, женщина, в длинной полосатой шубе и странно выглядящей на крупной голове крошечной норковой шляпке-таблетке с нелепой норковой же розочкой сбоку, подошла к Иванову, заполошно выдыхая клубы пара. Подняла голову, всмотрелась ему в лицо и радостно произнесла: - Да, да! Антоша Иванов! Я не ошиблась. Как ты поживаешь?

И тут Антон узнал ее - Елизавета Никаноровна, заведующая детским садом, что находился за углом той улочки, где они встретились. Она всю жизнь работала в этом детском саду, сначала воспитательницей и вот уже  много лет заведующей. Дети из поколения в поколение называли ее Макароновной. А еще она жила в соседнем подъезде в доме его матери. И наверняка знала не только, как он поживает, но и  вообще всю историю его жизни. И сколько в этой жизни было ранений и контузий, и после какой по счету горячей точки от него на другой конец страны уехала к своим родителям жена, забрав с собой обоих сыновей.
- Здравствуйте, Елизавета Никаноровна! Отлично поживаю. Сами-то как? Как здоровье, как зимовье, как зарплатье? – бодрым голосом заговорил он. Елизавета Никаноровна покивала головой, все так же всматриваясь в его лицо, и подняв руки (она была намного ниже высоченного Антона), поправила воротник куртки. Этот неожиданный жест заставил его заткнуться.
- Антоша, как же хорошо, что ты мне встретился! А я уже хотела через маму твою тебя искать. Просьба у меня есть небольшая, уж не откажи старушке, - она кокетливо улыбнулась. Так неожиданно мило выглядела это кокетливая улыбка, что Антон засмеялся:
- Ну, излагайте вашу просьбу, - ответил он, не подозревая, во что ввязывается.


***
Из тяжёлого обморочного сна Иванова вырвал телефонный звонок. Громкий, протяжный, настойчивый. Он на ощупь нашарил под диваном телефон, приоткрыл глаза – двадцать шестое декабря, семнадцать тридцать две, шесть пропущенных. Голова гудела, в груди гулко бухало.
- Какого х**на? – выдохнул он, пялясь на значок перечеркнутого колокольчика  на экране. В это время телефон в руке завибрировал – как и положено приличному телефону, поставленному хозяином на беззвучный режим. Номер был незнакомый.
- Я вас внимательно алло, - прохрипел он в трубку, не успев откашляться.
- Антоша? Антоша, ты что, заболел? Ты почему не пришел сегодня на репетицию? – через звон в ушах участливо и чуть укоризненно зазвучала  трубка голосом Макароновны. Антон мысленно застонал. Он действительно третий день чувствовал себя неважно. Контузия, чтоб ее… И, конечно, совсем забыл о том, что неделю назад, поддавшись уговорам заведующей, согласился быть Дедом Морозом на детсадовских утренниках.
- Слова-то хоть выучил? Утренники уже завтра, – со слабой надеждой спросила Елизавета Никаноровна.
- Да, прихворнул что-то, простите… Давайте уж без меня как-нибудь.
- Что ты, Антоша, как же без тебя-то? В кои веки у нас Дедом Морозом мужчина будет, а то все сами да сами, по-бабьи. Ты к завтрашнему дню оправишься? Может, тебе лекарств каких принести? Я Сергуню, внучка, пришлю.
«Эх, Антоха, дожил… Своих пацанов двое, а в аптеку тебе чужой внучок побежит…» - промелькнуло в голове, наполнив горечью рот.
- Спасибо, Елизавета Никаноровна, не надо ничего. Завтра буду. К которому часу-то подойти? – по мокрой от пота до состояния «хоть выжимай» футболке, резкой ясности в голове и ватной слабости Антон понял, что приступ прошел. – Только вот слова я не выучил.
- К девяти. А со словами что-нибудь придумаем.

Утром Антона встретили заведующая и кастелянша Нина Сергеевна. В прачечной уже висел на плечиках  отглаженный атласный халат, переливаясь всем оттенками алого и блестками на белой меховой оторочке низа, рукавов и ворота. Антона нарядили, заставив раздеться до футболки и трико, предупредив, что в музыкальном зале может быть жарко. Пока без бороды и шапки повели показывать зал и знакомить с музыкальной руководительницей, объяснили, где будут сидеть дети, где родители. Музручка, бойкая дамочка лет сорока с хвостиком, подвела его в угол к нарядной, на весь зал расточающей хвойный аромат, ёлке.
- Вот, Антон, смотрите!
На той стороне ёлки, что была повернута к стене, висели обычные белые листочки А четвертого формата. На них крупным жирным кеглем были напечатаны слова. Его слова по сценарию. Каждый листочек пронумерован ярко-розовым текстовыделителем на всю страницу.
– Первыми идут младшаки, младшая группа, - тыкала наманикюренным пальцем в листочки музыкальная дамочка. - У них весь утренник полчаса, и ваших слов всего ничего – три листочка. Сначала говорите слова под номером один, потом два, а потом…
- Три, я понял.
- Замечательно! Следующая средняя группа, там слов чуть побольше, но тоже немного. А вот уже после сончаса будут подготовишки и старшая группа. Мы для них целый спектакль приготовили! Но вы не бойтесь, слова за сончас почитаете, что-то, может, и запомните, не нужно будет постоянно за ёлку бегать. Ну все, идите, бороду надевайте, мне еще тоже подкраситься надо.


***
Почему-то Антон страшно волновался. Как перед премьерой в Большом театре. Клял себя, что не пришел на репетицию, и первый утренник туманом проплыл в сознании. Но кажется,  всем понравилось. Дед Мороз вышел уже в самом конце, пробасил что-то навроде – Здравствуйте, детишки! Хорошо ли себя вели, расскажите стишок, раз-два-три, елочка, гори! Когда пошли хороводом по центру зала, недра памяти неожиданно выдали: «В лесу родилась елочка», благо, что в младшей группе пели только первые два куплета легендарной песенки, потому что продолжения он точно не знал. На втором утреннике ему самому вдруг стало весело, он хоть и заглядывал украдкой за ёлочку, пока дети демонстрировали родителям свои новогодние умения, но уже начал импровизировать, а за пару двусмысленных шуточек ему прилетели смешки от родителей и нарочито-гневный взгляд музручки.

Потом его накормили вкуснющим обедом, всучили в руки сценарий следующего утренника и усадили на диване в медкабинете. Типа, учить слова. Ну да. После всех волнений и обеда Антон осоловело поводил глазами по страницам и, уместив на диванчике поудобнее верхнюю часть туловища, сладко задремал…

Продолжение следует...